Ле Гуин Урсула - Сезоны Ансаров
Урсула К.Ле Гуин
Сезоны Ансаров
2002, Гужов Е., перевод.
Страусам перешейка МакКензи, чей образ жизни
вдохновил эту историю.
Урсула К. Ле Гуин
Я однажды долго говорила со старым ансаром, с которым познакомилась в
Межпланетном Хостеле - на громадном острове, расположенном в Великом
Западном Океане, весьма далеко от маршрутов миграции ансаров. В наши дни это
единственное место, куда допускаются визитеры с других планет.
Кергеммег жил здесь, выполняя роль хозяина и гида из аборигенов, и
давая визитерам ощутить ауру местного колорита, ибо во всем остальном этот
остров выглядел похожим на любой тропический остров любой из сотен планет -
солнечный, ветреный, ленивый, красивый, с перистыми деревьями, золотистыми
песками и большими голубовато-зелеными, покрытыми белой гривой волнами,
разбивающимися о рифы сразу за лагуной. Большая часть посетителей прибывают
сюда, чтобы походить под парусом, порыбачить, побродить по пляжу и отведать
ферментированного Ю, и они не проявляют интереса ни к чему другому на
планете, включая единственного метного жителя, которого видят. Поначалу они
с восхищением смотрят на него и, конечно, много снимают, ибо у него
поразительная фигура: ростом почти в семь футов, худощавый, сильный,
угловатый, слегка сутулый от возраста, с узкой головой, громадными
черно-золотыми глазами и клювом. Клюв этот обладает неким тотальным
качеством, не дающим лицу с клювом быть столь же выразительным, как лицам,
где нос и рот разделены, однако глаза и брови Кергеммега весьма прозрачно
выдавали его чувства. Он, возможно, и был стариком, но при этом оставался
страстным человеком.
Ему было скучно и одиноко среди незаинтересованных туристов, и когда он
обнаружил во мне старательного слушателя (конечно, не первого и не
последнего, но в данный момент единственного), он с удовольствием
рассказывал о своем народе, пока долгими, мягкими вечерами мы сидели с
высокими бокалами ледяного Ю в пурпурном мраке, насквозь просвеченным светом
пылающих звезд, сиянием морских волн, полных светящихся созданий, и
пульсирующим мерцанием целых облаков летучих светлячков в высоких кронах
перистых деревьев.
С незапамятных времен, говорил он, ансары следовали своему Пути. Он
называл этот путь Мадан. Это Путь моего народа, это Путь, которым должно
идти все, это Путь, которым все созданы, какие они есть, это Тропа, которой
должно держаться, это Дорога, которая глубоко скрыта в слове "все-гда"
(все-где?): как и в нашем, в его слове содержались все эти значения. "Потом
мы уклонились от нашего Пути", сказал он. "На некоторое время. Ненадолго.
Теперь мы опять все делаем так, как делали всегда."
Люди вечно говорят: "мы делали так всегда", а потом обнаруживаешь, что
их "всегда" означает поколение-другое, век или два, самое большее
тысячелетие или два тысячелетия. Культурные обычаи и привычки, это мыльные
пузыри по сравнению с путями и привычками расы или тела. На самом-то деле
весьма мало есть такого, что человеческие существа на нашей планете делали
"всегда", если исключить еду питье, сон, пение, разговор, отдых, порождение
и воспитание детей, и, вероятно, все названное в сильной степени
взаимосвязано. Фактически, на это можно смотреть, как на суть человека -
сколь немногим человеческим императивам мы следуем. Как гибки мы в
нахождении новых способов действия, новых дорог и путей, как настойчиво,
изобретательно, отчаянно мы ищем правильный Путь, истинную Дорогу, ту Тропу,
которую, как нам кажется, мы давно потеряли в чащоб
